«Готовится к отправке в ГУЛАГ»: как саратовские волонтеры спасали Черное море от разлива мазута

Нурлан Султанов — саратовский фотограф. Но когда он узнал, что после «мазутной» катастрофы на Черном море, произошедшей в декабре прошлого года, на побережье в Анапе нужны волонтеры, поехал на южные пляжи не за снимками. Вместе с другими людьми, приехавшими со всей страны, он две смены проработал, очищая песчаный берег и спасая птиц. Нурлан Султанов честно и «без купюр» рассказал, как на январские каникулы 2025 года поехал работать волонтером, спасая Черное море от последствий разлива мазута прошлой зимой.

— Как возникла идея поехать на Черное море и помочь его очищать?

— Эта идея как-то сама пришла в голову. Увидел в соцсетях, что множество местных жителей вышли на очистку пляжей, а потом к ним присоединились и приезжие волонтеры. Мне подумалось, что я должен быть среди них. Компания, в которой я работал, закрывалась, меня должны были сократить в конце декабря, поэтому освобождалось время для волонтерства. Думал, что отпраздную Новый год и 4–5 января поеду в Анапу своим ходом. Потом увидел объявление центра «Экологизатор». Выяснилось, что волонтеров-одиночек в Анапе принимают с трудом, лучше ехать группой, так у организаторов на месте будет меньше издержек. Как раз такую группу собирал в Саратове «Экологизатор».

Не буду врать, что поехал не раздумывая. Я все-таки немного колебался. Дело в том, что группа «Экологизатора» отправлялась в ночь на 2 января (только на эту дату было достаточное количество свободных мест в поезде). Т. е. на отдых и празднование Нового года времени совсем не оставалось. Было жаль пропускать праздники, но немного подумав, все-таки решил ехать с этой группой.

— С кем вы сорганизовались? Кто помогал добраться до места, на чем ехали, за чей счет и где там жили?

— В Саратове все координировала организация «Экологизатор», в частности, ее руководитель Екатерина Баранова. Набор волонтеров, сбор пожертвований, покупка билетов на поезд и первичных средств индивидуальной защиты, координация с принимающей стороной в Анапе — это все «Экологизатор». Помимо нашей новогодней группы центр позже отправил еще две команды.

На месте нас принимала другая экологическая организация — движение «Экосистема». Они договаривались с отелями о размещении и питании, с транспортной компанией — о перевозке, с местными властями и организациями — о работе волонтеров.

Нас размещали в местах, которые тут называют отелями или санаториями, хотя это, скорее, хостелы, т. к. номера в них многоместные.

— Каким был день из жизни волонтера во время уборки на Черном море?

— Тут надо уточнить, что в новогодние каникулы я отработал на Черном море две смены под двумя разными организациями с двумя разными видами работ. Первые четыре дня — на очистке пляжа в составе «Экосистемы», еще четыре дня — на мойке птиц под эгидой партии «Рассвет». Теперь по порядку.

Если коротко, режим работы на уборке пляжа был простой: днем работа, вечером свободное времяпрепровождение. Строгого времени подъема не было, но на завтрак с 7 до 8 лучше было успевать — все-таки работа физическая, нужна энергия. До 9 утра было время на сборы, гигиену и поход в магазин или аптеку. К девяти нужно было быть на остановке в нескольких кварталах от санатория, где нас забирал автобус. Дорога до пляжа занимала около получаса, с 10 утра все получали свой фронт работ. В обед на пляж привозили еду, все команды по очереди обедали. Затем возвращались к работе. Около 16:00 мы собирались и выходили с пляжа ждать свой автобус.

Вечернее время было свободным. До ужина все старались решить бытовые вопросы — душ, стирка, сушка, аптеки-магазины-доставки. После ужина (18:00-19:30) наставало время отдыха и развлечений.

Мы очищали пляж в районе санатория «Вита» в поселке Витязево. В начале дня группа разбивалась на пары и тройки — так было легче работать. Один держит мешок, другой засыпает в него мазутный песок. Идеально очищать пляж не требовалось, да и не было возможно. Мы собирали только видимые крупные куски. Хотя находились и те, кто предпочитал просеивать песок самодельными сеялками, выделяя и мелкие фракции. Но наполнять мешки чисто мазутом все равно было нельзя — в таком случае он таял и вытекал из мешков обратно. Поэтому вместе с мазутом в мешке должна была быть значительная часть песка, чтобы впитывать нефтепродукт в случае таяния. Также мешки нельзя было наполнять даже наполовину, максимум — на треть. Иначе они получались слишком тяжелыми для ручной погрузки в трактор.

Далее мешки собирались в кучи, которые трактор увозил с пляжа и загружал в грузовики. Машины должны были отвозить загрязненный песок на переработку. Предполагалось, что песок и мазут разделяли, и чистый песок должны были вернуть на пляжи. Происходило ли это реально, не могу сказать. В районе Анапы всего два перерабатывающих центра, которые не рассчитаны на такую нагрузку, поэтому песок долго стоял в отстойниках в ожидании переработки. Это, кстати, вызывало протесты у местных жителей — все-таки мазут не благоухает.

Сама работа по сути не была сложной. В разбившихся танкерах был самый густой из существующих видов мазута — М100. При околонулевой температуре на суше куски этого мазута представляют собой этакие мягкие камешки. Находи их и складывай в мешок — ничего сложного, казалось бы. Проблема была в объеме работ. Каждый день мы очищали по несколько сотен квадратных метров пляжа. А на следующий день зачастую видели, что очищенная нами территория снова загрязнена, потому что за ночь прилив принес новую порцию мазута. И так каждый день.

— Нельзя прекратить уборку и дождаться, когда вынесет весь мазут, чтобы убрать все разом?

— К сожалению, нет. Прилив наносит на сушу новые слои мазута и песка попеременно, делая из них «слоеный пирог». Достать потом из него мазут еще сложнее, поэтому приходится убирать сразу.

Ситуацию усложняло то, что работать нужно было в СИЗах (средствах индивидуальной защиты) — костюме, очках, респираторе, перчатках. В зависимости от погоды в костюме то жарко, то холодно. Постоянно нужно снимать очки и респиратор, чтобы слить скопившийся конденсат. Попить чай, заснять что-то на смартфон, поправить одежду, сходить в туалет — каждое маленькое отклонение от работы требует снятия СИЗов, что занимает время и отвлекает. Можно ли работать без защиты? В принципе да, но это опасно. По крайней мере, в начале зимы, когда мазута было еще много и на пляже стоял отчетливый запах нефтепродуктов.

Что касается запаха мазута, он, конечно, стоял все время, но к нему быстро привыкаешь и он перестает ощущаться. В теплую безветренную погоду, когда мазут подтаивал, запах был сильнее. В такие моменты нужно было быть внимательнее и по возможности работать в респираторе. Во время бриза воздух был гораздо чище, но вставала другая проблема — песок, летящий в глаза из-за ветра. Нужно было надевать защитные очки. Так что без СИЗов при любом раскладе работать не получалось.

Как следствие всех этих условий, после обеда работа расстраивалась из-за усталости и потери концентрации. В четвертом часу уже почти никто не работал. Смотришь — кто ракушки собирает, кто видео снимает, кто чай пьет, кто просто сидит и смотрит на море. Поэтому сильно задерживаться после 16:00 смысла не было.

Иногда монотонную работу разнообразили птицы, подплывавшие к берегу. Если птица плывет на сушу, это почти всегда означает, что она загрязнена мазутом и хочет на берегу почистить перья. Ее нужно было поймать и передать в «штаб птиц», для этого у нас были сачки и ящики. Правда, ни одну птицу нам поймать так и не удалось. При свете дня они слишком боятся людей и уплывают в другие места. Ловля птиц — это целое отдельное направление в волонтерской работе. Этим занимаются, в основном, местные жители, хорошо знающие окрестности. Причем делают это по ночам, когда птиц легче застать врасплох.

На участке нашей работы было три пункта обогрева: маленькая будка сотрудников «Виты» и две большие палатки с символикой МЧС и гордой надписью «Резерв губернатора Краснодарского края». Нашей основной базой была первая — там мы переодевались, грелись, пили чай, пережидали непогоду. В палатки же МЧС привозили обед, СИЗы и инструменты от краевого правительства. Там же мы обедали. Обед был стандартный — второе, салат, хлеб и чай. Правда, полный обед мне достался лишь один раз за четыре дня. Обычно к моменту моей очереди оставалась только гречка, иногда без хлеба. Жаловаться не жалуюсь, просто описываю для полноты картины.

СИЗы у нас были свои, купленные «Экологизатором» на пожертвования саратовцев. Но и тут региональное правительство вдоволь давало основные средства защиты. Проблема была только с сапогами: если у тебя были резиновые сапоги подходящего размера, то нужно было стараться не потерять их.

— А что делал во вторую смену?

— У меня было ощущение, что четыре дня работы — это как-то маловато и я еще недостаточно сделал тут. Поэтому я искал способы остаться, а как говорится, кто ищет, то всегда найдет. На третий день первой смены со мной связалась соратница из саратовского отделения партии «Рассвет» и рассказала, что в Анапе на мойке птиц работает целая группа наших однопартийцев и я могу к ним присоединиться. И вечером четвертого дня я проводил свою первую группу и переехал в другое расположение.

В общих чертах режим работы был примерно такой же: работа с 9 до 17 и свободное время вечером. Различие было в мелочах. Например, питание было не в отеле, а на рабочем месте. Жили мы в более просторных двухместных номерах. Строго определенных рабочих групп, как на пляже, не было — каждый волонтер был более-менее сам по себе и шел на ту работу, на которую его направлял координатор (с учетом опыта, конечно). К примеру, мойщика или приемщика могли поставить разносчиком воды. Но в целом, каждый был на своем месте и почти все знали друг друга по именам.

Во время уборки пляжа я слышал пугалки, что работа с птицами тяжелее и на нее берут только людей, имеющих опыт работы с животными. На деле все оказалось не так страшно.

Спасение птиц — более тонкая и многоступенчатая работа по сравнению со сбором мазута. Тут все-таки с живыми организмами имеешь дело. Ловцы ловят их на побережье, в основном, ночью. Либо находят сами, либо собирают координаты от очевидцев и приезжают в места скопления птиц. Подавляющая часть — чомги и лысухи. Реже попадались бакланы и совсем редко чайки и лебеди. Чайка за мою смену попалась только раз, лебедя я на мойке не застал, но видел в новостях. Поймать удается не всех. Пойманным завязывают клюв, сажают в коробку с дырками и, когда набирается определенное количество коробок, привозят в один из «штабов птиц». Клюв завязывают, чтобы птица не клевалась и не съедала мазут со своих перьев. Исключение — бакланы: у них на клюве находятся ноздри, поэтому завязывать клюв либо нельзя, либо надо делать это аккуратно, со знанием дела. Дыры в коробке проделывают, чтобы птица не задохнулась парами мазута. Иногда в коробке могут сделать большое отверстие для головы, чтобы птица могла выглядывать и удовлетворять свое любопытство.

Далее птиц привозят орнитологам на осмотр. Животные так же продолжают жить в коробках, но теперь на каждой коробке подписывают данные птицы — номер, время и место отлова, диагноз, общее состояние, степень загрязнения, примененные препараты, количество выпитого и съеденного. Такой подробный трекинг по каждой птице — это то, что удивило и порадовало меня больше всего.

Если состояние птицы позволяет мыть ее, то она попадает в руки мойщиков. А состояние позволяет не всегда. Нужно понимать, что когда несколько человек манипулируют с птицей с помощью химикатов, это большой стресс для нее. Редко, но бывало, что чомги не выдерживали и умирали на руках мойщиков или сразу после мойки.

Помещение для мытья состоит из двух основных залов — крахмального и моечного. В каждом стоят небольшие столики с тазами, в которых соответственно крахмал или вода. Один такой столик представляет собой рабочее место для двух-трех мойщиков, работающих над одной птицей.

В первом зале птицам в перья втирают крахмал — он впитывает почти весь мазут и позволяет легче смыть его. Затем птицу несут в моечный зал. Здесь такие же столики, но на них уже все для отмывания птицы — вода, средство для мытья посуды, тряпки, ватные палочки и диски. Один или два человека держат птицу, еще один аккуратно смывает грязный крахмал. Интересный факт — мойщики птиц почти всегда в защитных очках. Здесь это нужно для другой цели нежели на пляже — оказывается, птица может клюнуть в глаз, особенно если речь о сильном и агрессивном баклане.

Тут начинается моя работа. Пострадавшим птицам нужна вода определенной температуры — 37-39 градусов. В природе они, конечно, живут не в таких тепличных условиях, но там они и не находятся в состоянии стресса и отравления. Кроме того, в природе холодная вода не соприкасается с кожей благодаря жировому слою на перьях. Мы же во время мытья этот слой смываем, и если вода будет слишком холодная, птица может заболеть и погибнуть. Моей задачей было приносить к столикам воду нужной температуры. Это незамысловатое условие и создавало всю суету: нельзя было заранее налить десяток ведер и спокойно разносить их в течение часа — вода бы остыла. Поэтому каждое ведро нужно было проверять отдельно и доливать холодную или горячую воду для заветных 38 градусов. Еще один забавный факт: для контроля температуры используются детские термометры. Такие яркие красивые, в виде игрушек. Дело в том, что маленьким детям для купания нужна такая же температура — 38 градусов. И этот уровень столбика специально отмечен на таком термометре. Очень удобно.

Такую работу я делал примерно три дня из четырех. Один день (второй в моей смене) полностью ушел на переезд птичьего штаба. Дело в том, что когда я попал в него, штаб располагался в автомойке, которую местный бизнесмен предоставил волонтерам. С одной стороны, там было удобно мыть птичек — автомойка хорошо приспособлена под работу с водой и влажные условия. С другой стороны, боксы были маленькие, что сильно дробило штаб. Приемное отделение, крахмальная, моечная, столовая, раздевалка, туалет, склад — все находилось в разных боксах, что вынуждало волонтеров наматывать лишние километры и постоянно искать друг друга по боксам.

Поэтому со временем птичий штаб переехал в большое здание санатория «Полярные зори», где все — от приемного отделения до столовой — было в одном месте. Есть и минусы, конечно. Например, здесь сложнее выносить грязную воду, потому что мойка находится в глубине здания, а системы водоотвода в нем нет. Кроме того, штаб еще в самом начале пытались закрыть надзорные органы — из-за того самого соседства мойки и столовой. Мол, не гигиенично. Но этот вопрос уладили. Насколько я читаю сейчас в большом чате волонтеров, штаб «Полярные зори» до сих пор работает.

К сожалению, с «птичьей» работы осталось не очень много фотографий, и это связано с одним казусом.

Несмотря на то, что он занимается как раз спасением животных. Подтвержденных случаев привести не могу, но волонтеры этого очень боялись и запрещали себя снимать при работе с любой птицей, даже не внесенной в Красную книгу.

— Что за чат?

— Это группа «Разлив мазута в Черном море» в Телеграме, которую с самого начала катастрофы организовали волонтеры. В ней можно узнать, в чем нуждаются волонтеры, почитать новости о спасательной операции из первых уст, посмотреть фотографии и видео и т. д. На пике в группе было больше 100 тысяч участников, сейчас уже меньше, около 70 тысяч.

— Много птиц умирало в процессе? Сколько удалось спасти, если вели счет?

— Боюсь, единой статистики за все время нет. Птицы поступали в несколько разных волонтерских штабов Анапы или в один из постоянно работающих реабилитационных центров Краснодарского и Ставропольского краев. Но в целом выживаемость птиц не очень высокая, увы. Вот, например, цитата из отчета реабилитационного центра «Пеликан» за 29 января 2025 года:

…К сожалению, с момента последнего отчета падеж продолжился.
На сегодняшний день:
Принято — 1068 птиц
Из них особей Красной книги (КК) — 14
Выжившие — 99 особей
Из них КК — 6
Общая статистика [выживаемости] на сегодняшний день составляет 9,27 %
Что касается КК, процент выживаемости равен 42,8 %
Почти все павшие птицы с момента последнего отчета относятся к большим поганкам [они же чомги]. Среди других видов падеж остановился, надеемся, что окончательно.

И это при том, что центр «Пеликан» многими волонтерами считается одним из лучших по восстановлению пернатых. Или вот что в тот же момент писал эколог Роман Пукалов:

Отравленные птицы гибнут, к сожалению. И уже отмытые от мазута, но пораженные им изнутри — гибнут в реабилитационных центрах.
Оперштаб вчера ближе к вечеру дал общую статистику по количеству пострадавших и погибших от разлива мазута птиц: 7336 особей. Больше половины из них нашли уже мертвыми на берегах.
3166 птиц были доставлены на помывку и только 250 из них сейчас продолжает лечение.
Что случилось еще с таким же количеством птиц, выпущенным в природу в начале января, достоверно неизвестно, они не были окольцованы.

Это статистика только по найденным птицам. Сколько птиц погибло в природе и не найдено, не известно.

— Были ли выходные и что волонтеры на них делали?

— У приезжих рядовых волонтеров выходных не было — из-за специфики работы, которую я описал выше, на длинные смены сюда не приезжают. Неделя работы — и домой, выходные не требуются. Разумеется, у людей, работающих тут долго — местных жителей или прикомандированных редких специалистов (например, орнитологов) — должны быть какие-то дни отдыха. Но как у них это организовано, сказать не могу. Скорее всего, просто отсыпаются.

Вместо выходных мы довольствовались длинными вечерами. В первую смену выбор развлечений был очень неплохим. «Экосистема» не давала нам скучать и как могла организовывала досуг. Однажды прямо во время ужина в столовой провели концерт местной кавер-группы. В 20:00 начиналась дружеская встреча со спокойными развлечениями типа песен под гитару и настольных игр. Правда на эти встречи нужно было ехать в другой район города, я туда так ни разу и не попал. Насколько вижу в большом чате, сейчас «Экосистема» уже и лекции на экологическую тему проводит для волонтеров.

Наконец, в распоряжении волонтеров всегда был самый простой способ отдохнуть — просто остаться в номере, позалипать в телефон и поесть вкусняшек из магазина или даже заказанную еду из ресторана. Тут надо упомянуть «Яндекс», который через координаторов давал волонтерам по два промокода в сутки — на одну бесплатную поездку в такси и один заказ еды на сумму до 1000 рублей. Место, где мы жили, почему-то называлось санаторием, хотя это было больше похоже на хостел — сдвоенные четырехместные номера. То есть, в одной комнате было четыре человека, за дверью — еще четверо. Людно, вкусно, весело — чем не отдых?

Но сидению в номере и организованным развлечениям я предпочитал поездки в «в город» (так тут называют центральную часть Анапы) — прогулки, кафе, поиск сувениров, фотосессии, вот это вот все. Первые пару дней мы ездили группами, потом я стал уезжать один (тут снова помогал промокод «Яндекса»). После «города» к 23:00 нужно было вернуться в санаторий, так как позже попасть в него было труднее.

Во второй смене организованных развлечений не было, но мне они были уже не нужны. Со второй группой приехала пара моих знакомых, и тут уже я в качестве почти местного жителя показывал им интересные (и вкусные) места в центре Анапы.

— Расскажи о самых интересных или забавных ситуациях, о взаимодействии с другими волонтерами, местными властями?

Наверное, расстрою, но самыми интересными ситуациями тут становятся как раз ситуации обыденные. Например, живые дельфины.

Или столовая. В «Полярных зорях» нас ждала скучная санаторная столовая родом из СССР в зеленовато-коричневой гамме с неуклюжими столами и характерным бетонным полом. В обычной жизни такому не обрадуешься. Но когда попадаешь в такую столовую после недели походно-полевой кухни… Тогда полноценный горячий обед (все три блюда!) из нормальной (не одноразовой!) посуды за нормальным столом в тепле, под крышей, без скрежета песка на зубах… — это почти праздник.

Интересных историй об взаимодействии с волонтерами толком и не вспомнишь. Ну на уборке пляжа, например, некоторые страдали от отсутствия полноценного обеда. Поэтому когда кто-то из саратовцев задонатил нам крупную сумму, мы купили на эти деньги продуктов и организовали шведский стол в будке. К нам приходили перекусывать волонтеры из других команд и даже спасатели.

Во время переезда птичьего штаба из автомойки в санаторий я встретил одного довольно странного волонтера. Только переоделся и вышел из раздевалки, как ко мне подбегает парнишка в легкой одежде и босой. На улице на минуточку около нуля и сыро. Запинаясь, парень очень вежливо просит помочь ему с погрузкой больших канистр с водой в трактор. С ним явно было что-то не так, но я откладываю вопросы о его внешнем виде и помогаю.

Но в обед остальные волонтеры все-таки достали его расспросами — мол, почему ты босиком? Он ответил, что «готовится к отправке в ГУЛАГ»: «Меня в любой момент могут забрать, вообще каждого могут забрать, нужно быть готовым. Поэтому я закаляюсь». Парень был не в себе, но не под веществами, а скорее всего, с психическим заболеванием. Тем не менее, каким-то образом понимал необходимость волонтерской работы. К счастью, после обеда мы уговорили его одеться и обуться, и больше я его не видел.

С местной властью у рядовых волонтеров не было никаких отношений с органами, этим занимались координаторы и экологические организации. Наше взаимодействие ограничивалось тем, что мы регулярно наблюдали пролет губернаторского вертолета над пляжем. Говорили, что во время таких полетов по городу специально гоняли пустую технику — для имитации бурной деятельности перед губернатором и министром МЧС. Но подтвердить это не могу. Хотя действительно иногда видел в городе простаивающие грузовики и тракторы в рабочее время.

Были и неприятные открытия, главное из которых — климат. Из-за отсутствия снега здесь совершенно нет новогоднего настроения. Да, центр города украсили иллюминацией, стояла большая красивая елка, был разбит целый новогодний парк с фотозонами и песчаными снеговиками. Но без настоящего снега это все не то. Один таксист в разговоре со мной подтвердил эти ощущения и рассказал, что иногда ездит с семьей праздновать Новый год в среднюю полосу России, например, в Саратов или Нижний Новгород. Так что не только мы ездим отдыхать на юга, но и наоборот…

С бытовой точки зрения, самым большим неудобством было отсутствие отопления. В холодное время года тут обычно никто не отдыхает, поэтому батареи в отелях и санаториях просто не предусмотрены. Сотрудники мест размещения пытались обогревать нас тепловыми пушками и сплит-системами, но все равно часто приходилось мерзнуть, многие постоянно ходили с насморком, в том числе и я пару дней. А из-за сырости и холода было невозможно быстро высушить одежду.

— Как добирался обратно?

— Так же, на поезде. Кстати, вот еще одна причина, почему я остался на вторую смену. Дело в том, что билетов на поезд из Анапы в новогодние каникулы не было. И первая группа поехала в Саратов на автобусе. Мне разделять это «удовольствие» не хотелось. А на 10 января уже освободились места в поезде, причем даже одно нижнее, которое я и занял.

— Какая сейчас, на твой взгляд, экологическая обстановка на Черном море, как долго еще надо очищать побережье? Когда там будет возможен нормальный туристический отдых?

— Это мне сложно оценить, лучше задать этот вопрос специалистам. Знаю только, что сейчас на побережье острая нехватка волонтеров. Любых — с опытом, без опыта, на машине, без машины, любых. «Хайп» вокруг темы спал, каникулы и длинные зимние выходные закончились, многие разъехались по работам, поэтому там сейчас дефицит рабочих рук. Меня самого снова тянет туда, но пока занят в Саратове. Возможно, вырвусь на майские каникулы.

— Тебе известно, сколько километров берега загрязнено?

— Нет. Тут сложность еще и в том, что часто случаются повторные загрязнения — море выносит на очищенный берег новые порции нефтепродуктов. Наверное, точную цифру сейчас никто не назовет.

— Какие выводы ты сделал из поездки?

— Самый главный — гражданское общество в России живо и во многом может обходиться без государства. Да, оно, конечно, участвует в ликвидации последствий — занимается организацией, предоставляет какую-то технику, направляет волонтеров. На побережье работают очень разные люди с различными взглядами.

ЧС было объявлено слишком поздно — проблему явно пытались замолчать, что исторически характерно для нашей страны. Силы МЧС и Минобороны, как мне кажется, масштабно не мобилизовали, а ведь ликвидация последствий таких ЧП — это одна из их прямых функций. Государство допустило катастрофу, но делает слишком мало для устранения ее последствий.

Большую часть работы делают волонтеры на совершенно добровольных началах. Им никто не платит, никто не заставляет, все от чистого сердца. Гражданская инициативность вырвалась наружу в виде огромной и совершенно неполитической акции.

Я уже три месяца удивляюсь уровню самоорганизации волонтеров. В группе «Разлив мазута» уже десятки веток с тысячами новых сообщений в день, причем это не только общение на тему прямой и косвенной работы по спасению природы. Тут уже обмениваются книгами — как тематическими (экология, ветеринария, орнитология), так и художественными. Проводятся лекции по экологии, ищется и изучается прошлый опыт таких катастроф. Кто-то в благотворительных целях выпускает мерч. Кто-то организует специальное питание для волонтеров-вегетарианцев.

Есть отдельная ветка по юридическим вопросам. Есть ветка с благодарностями добровольцам, в которую россияне присылают не только слова поддержки, но и рисунки, картины, плакаты. Наконец, есть просто чат знакомств и общения, и не удивлюсь, если вскоре среди волонтеров объявятся поженившиеся пары. У нас на глазах возникло не просто сообщество, а настоящее государство в государстве. Волонтерская республика.