Гонка, дети и химия: молодой учитель из Саратова — о работе и школьных проблемах

Мария Шилина — молодой учитель химии в медико-биологическим лицее Саратова. В профессии она всего третий год, но у нее уже сформировался взгляд на образование и обучение. Мы пообщались с педагогом о том, как складываются отношения с учениками и родителями и что хотелось бы изменить в современном образовании.

— Химия для меня появилась так же, как и у всех, в школе, — рассказывает Мария. — Мне очень понравился этот предмет, потому что требовал вовлеченности, аналитического мышления. До этого я любила математику, а потом появилась химия, где всё можно было объединить. Какое-то абстрактное мышление включалось. В общем, химию я сразу полюбила. Потом, когда встал вопрос выбора профиля, он был решенным исходя из заинтересованности в предмете.

У меня в семье небольшая педагогическая династия, которая, правда, на бабушке оборвалась. Прабабушка была учителем. Сейчас точно не скажу, насколько длинная династия, но со стороны папы и мамы учителя были.

Когда была ребенком, были в семье всякие разговоры: «Учитель — это классно, статусно, уважительно, престижно». Моему детскому разуму это было приятно слышать и воспринимать.

Во многом мое желание пойти именно в педагогический вуз сформировалось в семье. У меня не было каких-то колебаний, вариантов.

— Помнишь свой момент трудоустройства и первый рабочий день, как это было?

— Было достаточно волнительно. Так случилось, что я отчислялась из университета, а потом восстанавливалась. Год потеряла. И какой-то большой уверенности у меня не было. Когда я пришла на собеседование, не сомневалась, что меня не возьмут, но всё равно было достаточно волнительно, и ответственность «сваливалась», потому что пришла в достаточно статусную школу. Знаешь, в любом человеке есть какие-то сомнения, волнения перед выходом на новую работу. Собственно, такое состояние у меня было.

Были и определенные опасения, например, дети не воспримут серьезно, потому что я еще достаточно юная. Эти эмоции, конечно, были в какой-то момент. После первой недели всё еще было волнительно. Был еще очень ответственный подход к подготовке уроков, когда ты сидишь по 6−7 часов, продумываешь, как там интереснее, лучше объяснить, потому что не хочется оплошать.

В общем-то, первые, я бы сказала, не недели, а полгода очень волнительные в плане подготовки. Очень много времени я уделяла этому. Потому что хотелось как-то заинтересовать, как можно нестандартнее подать материал, чтобы это не было скучной, сложной для восприятия лекцией. Потом всё гораздо проще, какая-то система начала появляться и всё пошло по накатанной.

— А коллеги как-то подсказывали тебе, как себя нужно вести, как готовиться?

— Ты знаешь, не особо, потому что хоть есть документально закрепленная система наставничества школе, предполагающая, что каждому молодому учителю приставляется опытный наставник, который может помогать, но работает она не так, как задумано.

Всё равно каждый остается «вариться» со своими проблемами. Можно спросить совета, ходить на уроки. Это очень распространено. В первый год многие ходили к опытным учителям на уроки, смотрели что-то, но чтобы с тобой сел кто-то и показал, как готовить урок... Такого, конечно, не было.

Тем не менее это классный опыт, когда, смотришь, как объясняют, как строится урок. Какие-то приемы можно для себя «выцепить» — это очень полезная практика.

— Школа — это в большей степени женский коллектив. В женских коллективах даже женщинам не всегда просто работать. Сама понимаешь, что я имею в виду: сплетни, козни. Это поверье в твоем случае актуально?

— Всякие есть моменты. В целом такого нет. Общение, по сути, между учителями сводится к минимуму, потому что просто некогда общаться. Межличностные конфликты у меня не случались. Может быть, в первое время я была сильно увлечена учительской деятельностью.

В большой школе нереально общаться со всеми коллегами. Но есть несколько педагогов, с которыми я хорошо общаюсь. Дружбой это нельзя называть. Бывают, конечно, какие-то расхождения, но в основном делить нам нечего.

— Химия начинается в восьмом классе. Ребята-подростки — это, честно говоря, не самые приятные люди. Как ты с ними справляешься? Часто ли приходится на них кричать или просто повышать голос, делать его более грубым?

— На самом деле, да, достаточно часто. Но тут всё зависит, от конкретного класса и количества таких детей. Бывает класс, в котором ты не сможешь вести урок, не повышая голоса. В этом видят слабость, если спокойно, размеренно рассказываешь материал.

Бывает, что повышаешь голос: «Иванов, сядь или, Иванов, встань». Бывает, что этого вообще не требуется, видно, что мотивация у человека большая, дети пришли и готовы воспринимать.

Что касается подростков... В основном восьмые классы самые сложные в плане поведения. 13−14 лет, 14−15 — самый буйный возраст. Седьмые классы тоже достаточно буйные, но еще меньше, не у всех еще начался переходный возраст. Химия в нашем лицее с седьмого класса начинается.

— Слушай, может быть, как-то наказать хотелось тебе ребенка? Я не говорю про то, чтобы ударить, а просто в угол поставить.

— Нет, никогда не возникало желания ударить, еще что-то сделать, нет, конечно. Единственное, я в шутку часто говорю — у меня есть такая указка двухметровая, чтобы дотягиваться до таблиц Менделеева, они висят высоко — что это копье. Дети это знают. Если неправильно отвечаешь, то, может быть, тебя покарают этим копьем. Но на самом деле это всё шутки. Это помогает немножко разрядить обстановку.

Физического насилия нет. То есть я даже никогда по парте не била рукой. Не было такого.

— А может быть, какого-нибудь ученика? Условно говоря, у тебя есть какой-нибудь любимчик, ты его подговариваешь, чтобы он как-то других подначивал, чтобы они вели себя более спокойно. Или нет любимчиков?

— Любимчики есть, но я стараюсь, чтобы личное отношение на уроках было сведено к минимуму. Кого-то подговаривать не приходится, потому что есть определенная строгость.

Могу в неурочное время с кем-то поделиться, что это мой любимчик, старательный и прочее. Пытаюсь делать так, чтобы не было видно, что у меня какое-то особое отношение. Естественно, я хвалю детей, но хвалю всё-таки за успехи, а не за личные качества.

И что значит любимчик? У меня любимчики те, кто хорошо работает, старается. Есть дети, которым всё дано, у них очень хорошо может получаться, но они вообще не желают стараться, они решили, что им учеба не сильно нужна. Соответственно, они «забивают». Вроде хочешь, чтобы он был любимчиком, потому что у него есть потенциал. Но сложно. Потому что ему неинтересно и заинтересовать его непросто. Другой тип детей, которые очень сильно стараются, с вопросами подходят. Они не одаренные, а больше старательные. Вот они прям западают в душу. Там неподдельный интерес, они хотят разобраться. Такие, наверное, становятся любимчиками. Иногда это всё вместе складывается. Это, конечно, идеальный ученик.

Есть просто хорошие дети, слабо понимают, успеваемость у них не очень хорошая, но при этом как люди, как личности уже сформировавшиеся, классные. С ними интересно поговорить на перемене. Стараюсь сильно их не трогать.

— За то время, что ты работаешь, много учеников у тебя выбирали химию для сдачи ОГЭ или ЕГЭ?

— Ты знаешь, да. У нас есть профильные и непрофильные классы. Из профильных классов 60% — это 16–17 человек — выбрали.

— И чувствуешь ли ты дополнительную ответственность, когда к тебе подходит ребенок и говорит: «Я хочу сдавать химию»?

— Да, это автоматически происходит, потому что всё-таки хоть и стараешься всех одинаково научить, но понимаешь, что в экзамене проверяют гораздо более глубокий уровень, что нужно усилий побольше приложить.

А для этого есть дополнительные занятия, разбираешь на них конкретные вопросы, на уроках делаешь «вставочки»: «Это информация для тех, кто планирует экзамен сдавать, вот это вам лайфхак такой».

— А отговаривать кого-нибудь приходилось, потому что понимаешь, что ребенок не наберет то количество баллов, которое позволит ему нормально поступить без проблем в вуз?

— Мне пришлось отговорить двух детей в этом году. Там индивидуальные ситуации, но скажу. Первый — мальчик. У него нет подтвержденных ограниченных возможностей здоровья (ОВЗ), но при этом они есть, просто документально не оформлены.

Ему требуется гораздо больше времени на выполнение заданий, он специфически размышляет. В том формате, в каком проходит экзамен, его ему было бы сдать сложно, поэтому мне пришлось отговорить его еще в 8-м классе.

Я пыталась с ним дополнительно заниматься, потому что у него были пробелы из-за пропусков. Восполнить их было бы тяжко.

Второй ребенок — девочка-спортсменка. У нее всё время уходит на спорт. Времени на учебу не остается, там тоже низкий уровень. Ее даже отговаривать не пришлось. Она сама видит, что ей много недостает, даже для прохождения порога по баллам. Она поняла, что не готова столько времени и усилий потратить.

Чтобы отговорить мальчика, пришлось разговаривать с его мамой. Я просто ей объяснила, что экзамен достаточно специфический.

И мальчика самого убеждала, пришлось даже открытым текстом говорить: «Извини, но, скорее всего, у тебя не получится сдать». Не очень приятный это разговор был, естественно. Но я всё-таки думаю, что надо исходить из результатов ребенка в другом, которые он может получить. А если он получит более хорошие результаты, то нужно его туда направить.

— А в целом что думаешь о системе ЕГЭ? У тебя сформировалось мнение, что в целом ЕГЭ в том варианте, в котором он существует, не оптимальный, но допустимый вариант? Или его нужно отменить?

— Отменять, конечно, нельзя, на мой взгляд. Что придет взамен? Непонятно. Ввести тот, который был до этого, когда школы сами принимали выпускной экзамен. Тоже сомнительно. Будет очень много личного отношения.

Я, например, против отмены ЕГЭ. Может быть, какой-то гибридный сделать экзамен, но тоже вопрос, в каком виде он будет. По поводу того, что на ЕГЭ «натаскивают», да, это правда так. Очень многие репетиторы и учителя «натаскивают» на конкретный тип заданий, но при этом не подводят научную базу. Это большой минус. Потом дети приходят в медицинский институт, им сложно, где какая-нибудь фармакология, которая требует более качественных знаний по химии, чем многократно решенных задач.

Это часто становится проблемой отчислений и не закрытых сессий.

Но существующий формат ЕГЭ достаточно сложный. Даже сейчас очевидно, что натаскать на всё не получится. Всё равно где-то придется мыслить. Химия сложная, требует подготовки. И банальным «нарешиванием» экзамен не сдашь. Всё равно придется думать.

Поэтому я ЕГЭ много претензий не предъявляю, потому что всё равно он нормально проверяет знания. Нормально. Не идеально, но нормально.

— Какая у тебя самая большая радость в работе?

— Когда я вижу, что у детей начинает получаться. Это самый классный момент. Химия требует долгого входа, потому что много-много терминов различных, умений надо получить, формулы писать.

И, когда он начинает это понимать, наверное, самый приятный момент. Дальше он может самостоятельно рассуждать. Вот это самый приятный момент.

— То есть ты кайфуешь, когда, получается, научила ребенка «химической самостоятельности»?

— Да, можно так сказать, да.

— 2023 год был Годом педагога-наставника, и очень интересно, как это отразилось непосредственно на учителях.

— Достаточно много произошло каких-то индексаций надбавок. Они не очень большие, но всё равно приятные.

Много конкурсов в 2023-м проводилось, приуроченных именно к Году педагога-наставника. Конкурсы, естественно, были материально обеспечены. Я сама в таком участвовала, это городской конкурс «Педагогический дебют» для молодых учителей. Заняла призовое место и получила денежный приз. Приятно, но усилий, конечно, больше затрачено.

Призовой фонд «Учителя года» тоже практически вдвое увеличили. Почти во всех школах были разработаны программы для повышения статуса педагогических работников. Такого не было до этого.

В плане отношения родителей я бы не сказала, что сильно что-то поменялось. С ними всё равно работать сложно. Как правило, родители — это люди, которые далеки от педагогики и часто с завышенными требованиями.

Их позиция: «Вы должны, а мы подумаем, делать ли нам то, что мы должны как родители». Работа с родителями — трудоемкое, проблемное поле, я бы так сказала.

— То есть с родителями работать сложнее, чем с детьми?

— Конечно.

— Ребенок, можно сказать, еще не сформировавшийся взрослый, и получается, что ему информацию донести проще, чем взрослому человеку?

— Видишь ли, в чем дело. С детьми ты работаешь на протяжении, например, пяти месяцев. Они понимают твою систему опросов, систему преподавания. Дети очень гибкие в этом плане, они готовы подстраиваться. Это очень хорошо видно.

Родители столько времени не проводят с педагогом, а приходят один раз в год на собрание. У них накопилась куча вопросов, почему ребенок не успевает.

И эти вопросы он задает единомоментно. Еще родители сейчас чаще верят своему ребенку просто на слово, что было так и никак иначе.

Доходит иногда до абсурда. То есть ребенок нарушает дисциплину на уроке, откровенно безобразничает: кидает бумажки, пеналы, ручки, учебники одноклассника на пол. Абсолютно точно ведет себя ненормально. Но приходит домой и говорит, что ничего не делал.

Здесь родитель полностью встает на сторону ребенка и приходит чаще с претензией, а не с желанием разобраться и выяснить.

В этом самая основная проблема, что учитель всегда остается крайним, нет доверия между родителем и педагогом, скорее какое-то противопоставление. Поэтому сложно свою позицию, объективность донести.

Есть адекватные родители, понимающие, но чаще встречаются такие, у которых только ребенок прав: «Вы уж найдите, пожалуйста, к нему подход. Ну вы знаете, вы, наверное, не смогли ему донести».

— Когда про Год педагога рассказывала, ты говорила про разные индексации, поэтому как раз хотел спросить, что с деньгами. Хорошо платят или всё равно занимаешься репетиторством?

— Я репетиторством занимаюсь. Это источник дополнительного заработка и возможность себя развивать в плане подготовки к ОГЭ и ЕГЭ. Потому что на уроках есть основная программа, а к ЕГЭ готовишь на более глубоком уровне, плюс развиваешь скилы свои.

Для меня это не столько заработок, сколько именно эта часть. Нужно себя развивать, потому что потом какие-то вещи применяешь в классе.

Что по заработку? Есть такие разговоры, что должна быть зарплата учителя — две средних зарплаты по региону, например. В реальности всё далеко не так.

У нас, конечно, в лицее неплохо всё с зарплатами, но у нас школа большая. Из-за количества учеников получается так, что стоимость часа учителя выше, чем, например, в других школах. Не знаю, какие цифры есть в других школах, но знаю, что меньше, иногда меньше вдвое.

Система расчета такая вот, что зависит от количества учеников в школе. Если у тебя классы наполненные, больше 30 человек, а не 25, то и по зарплате будет плюсик весомый.

— А что по бумажной работе?

— Из обязательных на самом деле у нас три документа. Это электронный журнал, рабочая программа, календарное тематическое планирование. Для классного руководителя — план классного руководителя.

В реальности всё гораздо сложнее. Очень много таблиц мы заполняем. Одна из них, например, таблица посещаемости. До определенного времени мы должны ее заполнить: сколько детей болеет, по семейным обстоятельствам отсутствует и прочее. Этот мониторинг ведется каждый день.

Различные опросы мы проходим, в основном, в онлайне, но это буквально каждый день такие вещи делаешь.

Я как классный руководитель часто собираю статистику по родителям, по ученикам со всеми данными, веду личные дела.

Плюс какие-то списки постоянно формируются на олимпиады. Нужно проанализировать, сколько поучаствовало, насколько качественно. Это большие таблицы, которые достаточно сложно анализировать после рабочего дня, потому что это всё происходит уже после того, как отвел уроки.

Именно документов не очень много, а какие-то вот такие вещи, незапланированные.

Бывает, что еще списки на выборы формируем. Например, недавно попросили проанализировать адреса родителей, которые живут на территории избирательного участка, который будет в нашей школе.

Соответственно, нужно было собрать список родителей, которые точно придут на выборы президента. Нужно было выписать Ф. И. О., адрес проживания и место работы.

Это не бумажная работа, но это всё равно работа с информацией.

— Кто инициирует заполнение этих списков, таблиц и форм? Руководство школы или, например, комитет по образованию?

— Нам, учителям, сложно отследить, откуда это приходит. Какие-то вещи приходят из администрации. В основном, оттуда, я думаю. Какая-то информация требуется для специальных служб, что-то для ПДН (отдел полиции по делам несовершеннолетних. — Прим. ред.).

Сейчас активная работа ведется по поддержке СВО. У нас есть дети, родители которых погибли или участвуют в СВО. Для них особая поддержка: бесплатное питание, льготы дополнительные, в целом какое-то такое трепетное отношение.

Плюс в школах сформированы пункты сбора помощи. Мы как классные руководители постоянно организуем в классе сбор гуманитарной помощи. В школах делают, например, маскировочные сети, блиндажные свечи.

Такое задание из администрации приходит, и школа этим занимается. Задания по заполнению таблиц, в основном, приходят из комитета по образованию и администрации района. То есть оттуда, я думаю, это исходит, но спускают всё как задание в основном на учителей уже завучи и директора.

— А маскировочные сети, свечи делают на занятиях по труду или после уроков?

— Это открытая площадка. Многие родители приходят этим заниматься. В свободное время дети приходят. Бывает, что на уроках труда детей тоже привлекают к этому.

— А у тебя не было желания закончить работу учителем и заняться чем-то другим?

— Да, посещали такие мысли несколько раз. С чем связано, наверное, будет следующий вопрос. С нагрузкой эмоциональной, скорее. Потому что складывается ощущение, что ты постоянно бежишь и ничего не успеваешь. Это очень частое ощущение. Порой останавливаешься и понимаешь: «Блин, куда я бегу, я всё равно не успеваю, забыл сдать отчет, забыл отписаться».

Бесконечные задачи какие-то спускаются, и ты их не успеваешь выполнить, потому что на уроке телефон не берешь в руки. И что-то пропускаешь. Ощущение, что ты ничего не успеваешь, выбивает из колеи. Устаешь от этого сильно, это всё нервирует.

Есть какая-то задача, которую ты не сделал, и спокойно не можешь уйти с работы, пока не доделаешь. Морально, эмоционально всё мешает. Плюс есть какие-то моменты рабочие — с расписанием, с заменами.

Например, учитель заболевает, и его нагрузку на время болезни перераспределяют между другими учителями. И дополнительно к своим урокам ты ведешь еще плюс три урока в неделю. Понятно, что ты ведешь свой предмет в этих классах, но приходится как-то перестраиваться.

Из-за таких моментов приходится постоянно напрягаться. Невозможно выстроить систему и идти по ней спокойно. Постоянно нужно стараться всё успеть. Это заматывает, и появлялись мысли такие.

В основном это было в декабре: конец года, конец четверти. Кучу надо итогов подвести, бумаг заполнить, рейтингов учебных рассчитать. Плюс дети, которые болели всю четверть, приходят на отчет.

Просто физическая усталость сказывается на таких мыслях.

У учителя нагрузка 36 часов — 36 уроков в неделю. По закону у нас должна быть сокращенная рабочая неделя

Всё равно работаешь намного больше. Есть легенда, что для подготовки хорошего урока нужно потратить 5 часов в день. Ну и простая математика говорит о том, что, если ты работаешь 36 уроков в неделю, плюс еще какие-то задачи, то потратить 5 часов на подготовку к уроку невозможно.

— А почему тогда решила остаться?

— Отдыхаешь, восстанавливаешься, понимаешь, что любишь химию, любишь детей, хочешь учить их. Плюс хочется свою результативность смотреть по экзаменам. Есть в этом какой-то соревновательный момент: будет ли у тебя хороший результат, а как он будет соотноситься с результатом по региону. Будет приятно посмотреть, насколько круто ты работал с этим результатом, поэтому это удерживает.

— Как бы ты хотела видеть развитие образования на горизонте, например, десяти лет? Может быть, отказ от всяких отчетов, таблиц и так далее. Или, наоборот, введение большего количества срезов контрольных.

— Чтобы ученики страдали, можно увеличить число проверочных работ и сейчас сделать, не проблема. В идеале хотелось бы освободиться от бумажной работы учителей, чтобы они могли сфокусироваться на преподавании, а не на бесконечной гонке за задачами, которые ты не успеваешь сделать. А ведь они даже не прописаны в обязанностях трудовых.

Плюс для того чтобы привлечь учителей, особенно молодых, которые хотят еще что-то достигать, учить, просвещать, зарплату надо поднимать в школах.

Молодые парни, я думаю, не идут именно по этой причине, потому что заработать в системе образования невозможно, на мой взгляд. Мужчин — единицы, правда. У нас, например, в коллективе всего четыре мужчины из 80 педагогов и трое из них — уже взрослые, за 45, наверное, и один молодой учитель физкультуры.

Идеально видеть, чтобы учитель всё-таки преподавал, развивал учеников и при этом получал хорошую оплату. Тогда будет всё хорошо. Видно, что многие учителя работают просто потому, что они платят ипотеку, им сложно уйти.

Кто-то уже взрослый, предпенсионного возраста. Тоже уходить не хочется. Есть такой момент, что работают иногда из-за безысходности и, соответственно, качество образования страдает.

Сейчас основная часть коллектива — женщины за 40. Молодых тоже достаточно много пришло, когда я устраивалась три года назад. В этом году пришли 13 молодых учителей, вот они пока все остались.