О врачебных династиях, мистике рождения, болезнях самой здоровой профессии, искусственном интеллекте и пути к Богу MSK1.RU говорят сегодня с врачом-эндокринологом, доктором медицинских наук, членом Российской Ассоциации Эндокринологов, Международного общества по гинекологической эндокринологии, профессора курса частной эндокринологии факультета усовершенствования врачей больницы МОНИКИ имени М. Ф. Владимирского, руководителя по направлению «эндокринология» ГК «Олимп здоровья» Ирэной Иловайской.
Стала бы моряком
— Ирэна Адольфовна, вы потомственный медик, расскажите, пожалуйста, о своей семье.
— Мой папа — капитан дальнего плавания, поэтому я капитанская дочка. Папа был приписан к Прибалтийскому пароходству, большая часть моего детства прошла в Риге. Медики в нашей семье — это по линии мамы. Когда мне было 10 лет, мои родители переехали в Москву. В Центре охраны здоровья матери и ребенка, который сейчас носит имя академика Кулакова, мама училась у известного акушера-гинеколога профессора Александры Игнатьевны Любимовой, потом работала заведующей отделением невынашивания беременности, ее руководителем была выдающийся профессор Вера Михайловна Сидельникова. Вслед за мамой медиком стала я, а теперь — и моя старшая дочь Анна. Но мама в моем решении быть врачом участия не принимала. Я всегда была уверена, что родись я мальчиком — стала бы моряком. Не знаю, почему мне не пришла в голову мысль стать доктором на судне. И в целом это было внезапное решение — заканчивая школу, я вдруг решила, что буду поступать в медицинский. И надо сказать, ни разу потом об этом не пожалела.
— А эндокринологом вы стали тоже случайно?
— Я хотела быть акушером-гинекологом, как мама. Это совершенно ни с чем не сравнимое чувство, когда в мир приходит новый человек. Но у акушерства есть и оборотная сторона. С одной стороны, роды — это естественный, физиологический процесс, с другой — этот процесс может мгновенно принять патологическое течение. Акушерское кровотечение, например: за доли (!) секунды может быть огромная кровопотеря. И надо успеть принять решение, единственно верное на тот момент.
Еще одна сторона акушерства — это ответственность за двоих.
Когда-то при мне потеряли ребеночка — роды шли обычно, всё время прослушивалось сердцебиение, ребенок родился — но не задышал. Мы тогда после четвертого курса были на фельдшерской практике, и я, конечно же, была акушеркой. Но когда всё случилось — поняла, что такой психологический груз я все-таки не потяну. Эндокринология показалась наиболее близкой к акушерству и гинекологии, что действительно так и оказалось. Поэтому мне так близка репродуктивная (гинекологическая) эндокринология.
Мистика рождения
— Когда новорожденного не спасли, вы чувствовали свою вину?
— Я и сегодня не могу сказать, что там была чья-то вина. Модная тенденция жестко судить врачей, решая, прав он был или неправ, по-моему, очень далека от реальной жизни. Тем более что в большинстве случаев судят люди, далекие от врачебной практики. В медицине вообще ты можешь сделать «всё неправильно» — а человек выздоровеет. А можешь сделать всё «как надо» — но он уйдет из жизни. Или случится что-то такое, что ты никак не мог предусмотреть. Конечно, бывают непрофессиональные рекомендации, квалификация врача тоже очень важна, но даже правильные рекомендации — не гарантия успеха. Организм настолько сложная система, работающая в саморегулирующем режиме, и так премудро устроен, что от «сюрпризов» тут никто не застрахован.
— Иногда думаю, в том, что касается вынашивания беременности и даже родов, роль женщины вообще минимальна. Ее единственная задача — не навредить. Природа сама всё сделает как надо: по известному ей четкому плану создаст центральную нервную систему, все органы, запустит их в работу. А будущей маме останется только больше гулять, не нервничать и правильно питаться. Нет ли в этом определенной мистики?
— Минимизировать роль женщины, конечно, не стоит. Но важна и философская точка зрения врача. Я сторонник Божественной теории происхождения человека. Господь создал человека и продолжает участвовать в его жизни. Говорят, что врачи — циники, но далеко не все. В том, как устроен человеческий организм, я вижу присутствие Творца. Человек встроен в определенную систему мироздания. Если с этой точки зрения рассматривать жизнь, здоровье и болезни человека, то находится объяснение очень многим ситуациям, практически всем. А если чему-то мы не находим объяснение, то остается верить, что в этом во всем есть смысл, которого мы пока не знаем. И да — очень многие вещи в жизни происходят не под нашим контролем...
Врач не главный в этой ситуации
— А тогда как в этой системе вы определяете для себя роль врача?
— Когда я впервые задумалась об этом, ответ нашелся сам в письмах святого преподобного Амвросия Оптинского. Он писал своим чадам, что, живя в миру, человек не может не пользоваться услугами врачей и лечением, которое уже существует. И при этом помнить о том, что и врачи, которые встречаются на жизненном пути, и результат лечения — это всё в руках Господа.
Врач должен понимать: если человек исцелился, это заслуга не врача, он не главный в этой ситуации.
Человек — это трехуровневая система: тело, душа, дух. Дух — это способность человека общаться с Богом. А мы, врачи, действуем на уровне тела и души. Но всё должно быть взаимосвязано. Ведь и болезнь на самом деле может быть дана человеку для исправления духа. Наша задача — облегчать страдания пациента на том уровне, который доступен врачам, сделать всё для того, чтобы помочь здесь и сейчас. Но православные врачи, которые могут быть нам примером, такие как Николай Иванович Пирогов, или Лука Войно-Ясенецкий, или Антоний Сурожский, — они всегда молились за своих пациентов, вне зависимости от вероисповедания последних. Когда я, защитив кандидатскую по эндокринологии, в середине 90-х приехала по гранту на годовую стажировку в Лондон, то оказалось, что в местном православном храме служит именно митрополит Антоний Сурожский. Я к тому моменту читала его труды, но никак не ожидала, что это наш современник. Это была очень важная для меня встреча. Сам врач, лечивший людей еще во время второй мировой войны, в немецкой оккупации во Франции, Антоний Сурожский не противопоставлял лечение и молитву. Они были для него неразделимы. Мысли этого человека, воспоминания даже о коротком общении с ним помогают и сегодня мне жить и работать в той непростой ситуации, которая есть и в медицине, и в нашем мире в целом.
— У вас когда поворот к вере случился?
— Период празднования тысячелетия Крещения Руси — время возрождение интереса к христианству, и мы попали в эту волну. Хотя уважительное отношение к вере у нас в семье было всегда. С другой стороны, советским людям, воспитанным в парадигме традиционных ценностей, как мне кажется, было несложно заново воспринять христианство. С детства человек знал, что должен трудом зарабатывать свой хлеб, не быть тунеядцем, служить обществу. «Кто не работает, тот не ест» — это, между прочим, апостол Павел сказал.
Придя к вере, я нашла ответы на многие жизненные вопросы, которые меня волновали.
Сегодняшняя медицина
— Какие насущные проблемы есть сегодня у самой медицины, на ваш взгляд?
— Проблемы есть всегда — они просто могут меняться. Говоря в целом, если раньше лечили человека — сейчас условия таковы, что лечат диагноз, причем какой-нибудь один из множества имеющихся. А у пациента может быть сразу несколько болезней: и артериальная гипертензия, и почечная недостаточность. Сюда добавьте еще и ожирение, и сахарный диабет. И хорошо бы подобрать лечение, которое будет охватывать всё это в комплексе, чтобы лекарства не противоречили друг другу. Сегодня если к нам поступает пациент с диагнозом «сахарный диабет» — мы должны выполнить стандарт по сахарному диабету. А всё, что касается его проблем с сердцем, например, не входит в стандарт и страховой компанией не оплачивается.. Конечно, я не думаю, что пациент, как это было раньше, должен обязательно находиться в больнице 25 дней для того, чтобы сделать ему все капельницы. Но другая крайность — всё делать амбулаторно и грудью лечь, чтобы больной в стационаре лежал всего несколько дней и получил минимально необходимый объем лечения.
Есть еще и такой фактор, как клинические рекомендации — утвержденные схемы диагностики и лечения, применимые в подавляющем большинстве случаев. Но не факт, что стандартная схема подойдет всем. Поэтому, если врач проводит диагностический поиск или назначает общепринятую схему лечения и это работает, — отлично. Но если что-то не срабатывает, тогда есть необходимость выхода на экспертный уровень.
Сейчас можно, конечно, вспоминать великих терапевтов позапрошлого уже столетия — Мудрова, Мясникова, но ясно, что ситуация глобально поменялась, объемы информации увеличились в разы.
Врачи в XIX веке, наверное, про всего человека знали меньше, чем мы знаем сейчас про один орган.
Появилось огромное количество препаратов. В такой ситуации обойтись одним специалистом, наверное, уже не получится. Нужен командный подход, с одним врачом в роли куратора и маршрутизатора (специализация в зависимости от ведущего диагноза), который сверяет свои данные по каждому направлению с другими специалистами-консультантами. И сведя воедино всю информацию, пациенту можно будет предложить оптимальное лечение.
— Можете сравнить уровень нашей медицины с зарубежным? Сегодня нередко в пабликах наши соотечественники, живущие за границей, буквально костерят медицину в Англии, Германии, других странах. За то, что при очень высоком ценнике там лечат исключительно по стандартам. А если ситуация не укладывается в клинические рекомендации, врач часто теряет интерес, потому что его время слишком дорого, чтобы тратить его на поиск истинных причин недуга.
— В плане клинического мышления наша врачебная школа не уступает многим. Участвуя в консилиумах в европейских клиниках или беседуя с коллегами на международных симпозиумах, у меня не было ощущения, что мы отстаем. И в этом заслуга прежде всего наших учителей. У врачей моего поколения, по крайней мере, были талантливые учителя и наставники, они делились опытом, передавая «из рук в руки» навыки, которые невозможно отыскать ни в одном учебнике.
Нас учили мыслить о пациенте в целом и — при необходимости — нестандартно.
На определенном этапе наши клиники отставали по оснащению — но сейчас эта проблема устранена. Есть ситуации с редкими заболеваниями, по которым опыт международных клинических центров больше, чем опыт наших клиник, — но это скорее исключение, чем правило.
Наставники и дети
— Кого вы считаете своими наставниками?
— Мне очень повезло с учителями. Неважно, что все они сегодня известные люди в медицине, важно, что это врачи с большой буквы, которые делились своим опытом. Если говорить про первых наставников — еще в студенческом кружке я имела честь быть ученицей тогда доцента кафедры эндокринологии, а ныне — академика Галины Афанасьевны Мельниченко. Она удивительный, остроумный человек, великолепный профессионал. В студенческом кружке Галина Афанасьевна увлекла нас «тайнами» гипофиза — крошечной эндокринной железы, которую часто называют дирижером всего эндокринного оркестра и которая в том числе управляет репродуктивной системой. После ординатуры по эндокринологии мне посчастливилось попасть в отделение нейроэндокринологии, которым заведовала профессор Евгения Ивановна Марова, она многие годы была моим учителем нейроэндокринологии. Было очень интересно. И сейчас, спустя 35 лет, мне по-прежнему очень нравится всё то, чем я занимаюсь.
Позже, когда я заинтересовалась вопросами антивозрастной медицины, я имела честь работать под руководством профессора Леонида Борисовича Лазебника, очень многогранного талантливого человеком с масштабным клиническим мышлением. Были и другие очень интересные встречи.
Ведь при желании научиться чему-либо можно практически у каждого человека, который встречается на профессиональном пути.
.— А какой путь в медицине выбрала ваша дочь? Сколько ей лет?
— Анне 33 года. Она закончила факультет фундаментальной медицины МГУ, рассматривала как дальнейшую специализацию направление реабилитации, кинезиологию, изучала методики лечебной физкультуры и физической медицинской реабилитации. Реабилитация — очень востребованное сейчас направление в медицине. Но дочь не захотела ограничиваться только лечебной физкультурой и закончила еще ординатуру по неврологии. Это ее выбор. Сейчас она временно практикует в качестве мамы двоих детей.
Ее ориентиры в медицине, я думаю, те же, что и у меня, и у моей мамы — ее бабушки. Для моей мамы, как абсолютно советского человека, работа и служение пациенту всегда была главным в жизни. Но для женщины очень важно в этом служении не забыть и о другом служении — быть женой и матерью.
Я очень надеюсь, что дочери удастся соблюсти рациональный баланс семьи и работы.
— Ирэна Адольфовна, как вы на основе своего опыта и опыта вашей семьи относитесь к семейственности в медицине? По статистике, она в этой сфере даже выше, чем в армии.
— С одной стороны, когда ты с юности «варишься» в определенной среде, слышишь профессиональные разговоры, врачебные истории, — рано возникает интерес к профессии и ты уже начинаешь свой собственный путь не совсем с нуля, получая прямо на старте некий дополнительный бонус. Но если традиции семьи толкают в профессию не добровольно — не думаю, что это правильно. Обязательно должен быть свободный выбор специальности.
Слишком большие надежды на ИИ
— Не перевернет ли уже завтра всю ситуацию в медицине искусственный интеллект?
— Мне кажется, на искусственный интеллект сегодня возлагаются слишком большие надежды. Все-таки ИИ управляется человеком. ИИ может быть полезен в обработке большого массива данных, включая результаты диагностических исследований. Но если предполагается, что ИИ вообще будет за нас думать — это опасно. Если какой-то орган не работает — он атрофируется, это в полной мере касается и мозга. С одной стороны, искусственный интеллект — инструмент, который может сэкономить нам время, самый ценный ресурс. Но с другой стороны — время, которое уже освободилось у нас благодаря развитию цивилизации, обеспечению комфорта, — куда мы его тратим? Начинаем больше в свободное время посещать больных и нуждающихся, читать философскую литературу, проводить время с детьми, общаться друг с другом, больше заниматься творчеством или спортом? Или смотрим больше сериалов, сидим в гаджетах и больше развлекаемся? Надо серьезно подумать над тем, как можно использовать свободное время с пользой для себя и своих близких
— Что бы вы хотели пожелать нашим читателям?
Конечно, как врач я бы хотела всем пожелать здоровья — это большая ценность, которую нельзя приобрести, но можно сохранить. Еще бы я пожелала не бояться болезней — это не только досадная неприятность, нарушающая наш привычный ритм жизни, но и возможность оторваться от суеты, обдумать то, о чем мы не успеваем подумать, в конце концов вновь оценить здоровье, про которое мы вспоминаем только тогда, когда начинаем его терять. Ну и, конечно, пожелать здоровья всем нашим близким, благополучия и взаимопонимания в семье и мирного неба над головой.