«Чем больше работаю — тем больше верую»: реставратор храмовой живописи о работе и дороге к Богу

Говорить о Боге не принято, тема считается личной, интимной. При этом мы часто встречаем информацию о восстановлении разрушенных храмов. Кто те люди, что дарят им новую жизнь и внешний лоск? В храмовой живописи слишком много нюансов, о которых простому человеку и не догадаться. Некоторые секреты нам раскрыл саратовский художник Александр Ермилов, который специализируется на этом направлении. И несмотря на профессиональную тему разговора, всё равно получилось поговорить о Боге.

Художник, изограф, иконописец, реставратор, художник-монументалист, мастер альфрейной росписи, орнаменталист, разработчик проектов храмовой росписи — это всё об Александре Ермилове. Слов так много и не всегда понятных, потому что Александр работает в разных направлениях искусства. Он принимает непосредственное участие в реставрации многих храмов в России, а также помогает создавать различные образцы государственного значения — например, расписал гербы для триумфальной арки в Саратове.

— Как складывалась ваша жизнь, что вы пришли к этой профессии?

— Я с детства занимался живописью, рисунком, учился в художественной школе. Потом поступил в художественное училище Саратова на живописное отделение. В 90-х годах отправился в свободное плавание, дизайнерствовал. В один момент начал работать с древнерусским искусством, иконописью, с реставрацией живописи, поначалу в частном порядке, но в целом таким кривым и отчасти коммерческим путем пришел к религиозной живописи. И сейчас чем больше я узнаю — тем интереснее этим заниматься.

— Храмовая живопись какая-то особенная?

— Особенность храмовой росписи в том, что это четкий свод правил, синтез церковного искусства в принципе. И мы — церковные художники — должны делать всё по правилам и не нарушать заданный ритм церковной жизни. На самом деле работать по церковным канонам удобно, потому что там четко всё ясно. Допустим, сюжетные линии, которые располагаются по храму, идут в определенном порядке, определенные сюжеты строятся по определенным правилам, и какие-либо другие сюжеты просто неуместны. Но для того, чтобы изобразить их, нужно знать святое писание. Поэтому мы не можем, как свободные художники, дать себе простор мысли и изображать то или тех, кого не положено. Здесь у каждого своя иерархия, свое место в этом промысле.

— С чего начинается работа по восстановлению росписи?

— Мы должны знать, какая работа предстоит. Соответственно, я исследую, что было изображено в храме раннее. Собираю по крупицам информацию, по остаткам каких-либо фрагментов. Допустим, вижу ногу и посох, бережок и чуть-чуть реки. Так я понимаю, что это Богоявление или Крещения Господне, а нога — Иоанна Крестителя. Далее изучаем очертания, и у нас уже есть, от чего оттолкнуться, есть направления дальнейшей работы.

Конечно, мы также изучаем материалы, которые связаны с этим местом. Любые исторические ведомости, когда какой крестьянин был, какой купец вложился. Бывает, берем текст на 30 страниц, а находим пару строчек. Но они уже дают нам понимание, в какую сторону двигаться. Допустим, там указана определенная артель — мы ищем эту артель. Слава Богу, сейчас есть интернет, и мы находим необходимое, изучаем аналоги и работаем в этом направлении. Также бывает полезным обойти близлежащие храмы тех же лет постройки и ознакомиться с росписью в них.

— Вы же не один работаете над росписью?

— Работает целая группа специалистов. Как правило, если проект большой, то над ним может вся Россия трудиться. То есть один человек отсюда работает, другой из Калуги, третий из Владимира. Допустим, реставрировали Богоявленский храм в рязанском Кремле. Я туда ездил, изучал объект, потом подключилась реставрационная группа. Кто-то будет выполнять монументальную роспись, кто-то сюжетную, альфрейную, кто-то — орнамент. В основном к таким объектам я делаю проектно-эскизную часть, готовлю сюжетные композиционные картинки, как раскадровки в кино, чтобы была ясна каждая деталь

— Вы воссоздаете библейские сюжеты, а Библию читали?

— Разумеется, без Библии ничего не понять. В детстве, допустим, когда я брал альбомы по живописи, конечно, в основном ренессанс (он по большей части библейский) смотрел и видел людей, это были просто люди. Женщины, дядька с бородой, ребенок. А сейчас я открываю и вижу каждый сюжет: вот маленький Господь, вот Откровение Иоанна Богослова, вот Моисей, а вот Давид. Библейские сюжеты в целом учат нас основным принципам жизни, которым в нашем детстве не научили. И мы не знали, что творим, поэтому натворили много глупого. Так что без знания Библии здесь бестолково работать. Если ты не знаешь, какой это святой и как он должен выглядеть, это просто бессмысленно. А когда изучишь вопрос, всё становится просто.

— Вы верующий?

— Конечно, православный, воцерковленный. Я не верю, что можно писать сюжет и не вовлечься в его суть, тогда нужно быть бессердечным роботом каким-то. Когда с верой и правдой делаешь, то всё и идет по-другому. Открываются многие вещи — они и открываются с Богом и никак иначе. Как кому-то дан талант, и он его не зарыл в землю, как в притче Спасителя о талантах. Ведь не зря так сложилось, что я занялся художеством. Собирался стать военным, но в последний момент передумал и стал умножать данный талант. И теперь я могу славить Господа, давшего мне и талант, и вообще всё, включая рождение на свет.

— Есть такая фигура, как ктитор. Человек, выделивший средства на строительство или ремонт храма или монастыря. Говорят, его можно тоже изобразить как святого. Это правда?

— Я такие случаи разве что договорняками могу назвать, но сам с подобным не сталкивался. Кстати, в Европе такие люди назывались донаторами. Если посмотреть, то у Дюрера на картинах встречались маленькие куколки, которые были подписаны, — это он так выкручивался из ситуации. Многие художники тоже любили вписывать себя в сюжеты.

— У вас тоже такое было?

— Было какое-то время, когда я еще был несерьезный, занимался коммерческой антикварной живописью. Иногда расписывался завуалировано, чтобы не забыть, что я делал. Сейчас это абсолютно ни к чему.