«Гладил пятку утюгом»: невероятные истории из Ожогового центра

СМИ постоянно пишут о пожарах, но редко о том, как врачи выхаживают больных с ожоговыми травмами. Еще реже мы узнаем о случаях обморожения, но знаем, что часто они грозят ампутациями. В прошлом году областной центр комбустиологии вошел в состав областной клинической больницы, теперь Ожоговый центр — часть ОКБ. Что происходит там за закрытыми дверьми после того, как люди пострадали от огня или страшного холода? Правда ли, что иногда после обморожения ногу можно оставить в сапоге, и что делать, если после ожога голова «приросла» к груди — комбустиологи провели для 164.RU день открытых дверей.

Недалеко от входа в администрацию Ожогового центра стоит иконостас с большим деревянным крестом и книжный стеллаж. Меня встречает заведующая стационаром Екатерина Куспиц. Она рассказывает, что православный уголок в учреждении курируют священнослужители. Сюда часто приходят люди, оставляя записки о здравии больных. Приходят и сами пациенты.

— Не все телефоном пользуются, кто-то любит и книги читать, поэтому литература у нас не только религиозного содержания, — отмечает она.

— А пациенты, наверное, зимой — с отморожениями, а все остальное время с ожогами? — спрашиваю я, надевая халат и бахилы.

— Отморожений, кстати, за последнее три года стало меньше, — говорит Екатерина Викторовна. — В остальном, как говорится, «то пусто, то густо». Наплыв пациентов предугадать невозможно. Сейчас начался дачный сезон, люди начинают сжигать прошлогоднюю листву, жарить шашлыки, в костёр или в мангал льют жидкость для розжига, бензин. Но горит не сам бензин, а его пары. В итоге, спичку поднесли — получили ожог. Кто-то не проверяет перед использованием состояние газовых баллонов, в итоге утечка газа и взрыв. Состояние проводки в домах тоже должно вызывать пристальное внимание. В пожарах многие люди гибнут прямо на месте. А большинство потом все равно пренебрегает правилами безопасности. Шоферы, например, с большим опытом работы проверяют уровень бензина или солярки, подсвечивая зажигалкой вместо фонарика. Всю жизнь им везло, но никогда не знаешь, когда не повезет, и этот раз может стать последним.

Мы отправляемся на экскурсию. Ожоговый центр снаружи выглядит большим, но внутри получается компактным и уютным с тщательно продуманной маршрутизацией. Приемное отделение, санпропускник, реанимация, перевязочные, операционные — много всего. В санпропускнике мое внимание привлекла ванна.

— Зачем?

— Для обработки пациентов, — отвечает заведующая. — После пожара люди могут быть в копоти, земле, грязи. Если поступают с отморожениями, надо понимать, что чаще всего это люди, ведущие асоциальный образ жизни и без определенного места жительства. Каждого важно осмотреть на педикулез.

Стационар рассчитан на 100 коек. В день экскурсии было, что называется, «не густо», поэтому реанимация была пуста. Благодаря этому можно было рассмотреть специальные противоожоговые и противопролежневые кровати. Оказывается, такие тоже бывают и весят 5,5 тонн! Внутри них — мелкодисперсный песок с микросферами.

— Эта кровать для пациентов с обширными ожогами, когда повреждена задняя поверхность тела, — поясняет Екатерина Викторовна. — Слой микросфер из песка внутри конструкции приводится в движение воздушным потоком, подаваемым снизу, и нагревается до 39 градусов, потом держится на уровне 37-38 градусов. За счет этого пациент как бы «плывет» в кровати, а не лежит, поэтому меньше испытывает боль. Теплая температура оказывает подсушивающее действие на раны и способствует их заживлению.

— А какие были необычные пациенты?

— Все пациенты по-своему интересны. К счастью, могу отметить, что давно не было «зацеперов» — ни в прошлом, ни в позапрошлом году. Один из запомнившихся случаев, когда пострадавший делал селфи на железнодорожном мосту, попал в зону пробоя высоковольтных проводов электропоездов и получил тяжелейшую электротравму — 70% ожога. Спасли. Это было примерно 10 лет назад. Сейчас ему около 25 лет, работает поваром.

Мы заходим в мужскую палату ожогового отделения № 1. Здесь расположились трое мужчин, и, что самое интересное, все на позитиве. 36-летний Андрей читал книгу «Слово пацана» Гараева. Он пострадал во время того, как сжигал мусор. Пламя в основном коснулось его лица, сейчас оно было обработано заживляющим составом белого цвета. Попросил его не фотографировать.

— Сам зажегся, сам себя тушил — упал и катался по земле, — рассказывает Андрей. — Потом еще доехал до дома, чтобы нанести мазь от ожогов, забинтоваться, переодеться в чистое и сюда приехать. Скорую не вызывал — ехал сам за рулем. Надеюсь, до 1 мая все заживет — у меня как раз день рождения.

У 34-летнего Владимира производственная травма — на него брызнуло горячим маслом. Просил тоже его не «палить».

— Я считаю, мне повезло — у меня всего лишь ожог обеих рук, — улыбается он. — А могло и в лицо попасть, и вообще. Вся одежда была пропитана маслом.

Самым смелым оказался 49-летний Алексей, который уже со смехом рассказывает свою историю самолечения пяточной шпоры.

— Мне подсказали, что можно боли убрать противовоспалительным концентратом, я его и взял чистым и неразведенным и компресс на ночь оставил. Кожа сморщилась, огрубела, тогда я решил сделать прогревание утюгом. Когда приезжал на лечение в платную клинику, мне там тоже прогревание делали. Вот я и решил повторить в домашних условиях.

В итоге «кожа отошла от плоти», образовался нарыв. Алексей несколько дней пролежал в поселковой больнице, но безрезультатно. Пришлось ехать в Ожоговый центр.

— И часто вы так самолечением занимались?

— Да я и не болел никогда! А тут нога заболела, и решил подлечиться. Теперь меня ждет уже вторая операция. Хорошо, что после первой отек спал, а то на костылях ходил, — радуется он.

Заведующая 1-м ожоговым отделением Ирина Белянина качает головой: в результате такого самолечения пришлось удалить пациенту часть ахиллова сухожилия и пяточной кости.

— Не гладьте ноги утюгом! — шутят в палате.

— Эх, на ошибках учатся! — вздыхает Алексей.

Мы переходим в палату с яркими маками на голубой стене. Я вижу женщину с отпечатком сложной судьбы на лице и без обеих ног — ампутированы выше коленей.

— Нина, поговори с журналистом, может быть помогут тебе с приобретением инвалидной коляски, — говорит ей заведующая Ирина Борисовна.

— Что с вами случилось? — спрашиваю я.

— Просто я собирала деньги в Заводском районе, металл собирала, чтобы деньги были. Но ключи куда-то делись от комнаты, что мы сняли, — услышала в ответ непонятный набор слов. Речь была в замедленном темпе. Нина смачивала пальцы слюной и потирала место на руке, откуда был снят лоскут кожи для аутодермопластики — оно чесалось.

— Расскажи, как получила отморожение, — помогает врач наладить разговор.

— Я просто 6 лет жила на улице: то на трубах, то под трубами, то в люках, — внезапно связно начинает Нина. — В соц.центр не обращалась. Говорила пацанам: «Давайте комнату снимем», они — давайте. Но потом выпьют и им не до этого. Зимой в первый раз было много одежды, но на ногах просто джинсы, носки и войлочные сапоги. Ноги болели, но я думала, может, маловаты сапоги или что. Не придавала значения, ну болят и болят, пройдут.

А потом сняла носки — черная нога. Сказали в больницу надо, я не шла.

В целом все стало понятно. Это та часть пациентов, о которых вначале говорила Екатерина Викторовна, без постоянного места жительства с асоциальным образом жизни. Отморожение нижних конечностей привело к их ампутации, а также потребовалась аутодермопластика.

— Жалеете об этом?

— Как-то да, — выдыхает Нина. Но мне все равно кажется, что она меня не совсем понимает.

— А дальше что?

— Протезы будут.

Выяснилось, что Нина потеряла обе ноги не сразу, а по очереди. И сначала у нее был протез, но она все равно не ходила с ним, а ползала. И спала на улице.

— Как у вас жизнь складывалась?

— Я училась на швею, работала уборщицей.

— А муж был?

— Был, и сейчас есть.

— Сколько ему лет? — неожиданно для себя спрашиваю я, чтобы поддержать разговор.

— 29. Это он же комнату снял для нас, а ключи от двери потерял уже во второй раз. Боимся опять у хозяев просить, а то выгонят.

— А вам сколько лет?

— 52, — отвечает Нина.

Я сделала вид, что не удивилась разнице в возрасте. Вопросительно посмотрела на Ирину Борисовну, она кивнула, что все так и есть.

— Как вы познакомились?

— У церкви стояли, деньги просили.

— Он сирота?

— Да.

— А у вас родители были?

— Были, но сейчас нет. Сестра есть, она инвалид, плохо разговаривает, живет в области.

— А муж красивый?

— Да, — улыбаясь, кивает Нина. Она берет телефон, чтобы позвонить ему и сказать: «Меня скоро выписывают, приходи за мной». Я смущенно выхожу из палаты.

— Лиц без определенного места жительства в городе стало меньше, но они еще есть, - комментирует Екатерина Викторовна. — С ними иногда возникают сложности, особенно, когда не имеется никого из родственников. После инвалидизации их необходимо оформить в дом инвалидов, но многие из них отказываются.

Врачи говорят, что некоторым таким пациентам помогает саратовский фонд социальной поддержки «Хорошие люди». Нина — одна из их подопечных. Я еще не понимаю, про кого хочу узнать больше — про Нину или работу врачей, поэтому иду и, молча, слушаю. Мы идем в ординаторскую.

— У нас контингент сложный в плане хирургического лечения и сопутствующей соматической патологии, — продолжает заведующая стационаром. — Например, при термических травмах в большинстве случаев обостряются хронические заболевания. Конечно, сейчас у нас большое подспорье со стороны областной клинической больницы. Раньше могли возникнуть трудности с дополнительными обследованиями по поводу других заболеваний, было необходимо заключать договора с клиниками. Сейчас трудностей нет, мы комплексно работает с коллегами. Отделение санавиации на базе ОКБ может предоставить машину для транспортировки больного в стационар в Смирновском ущелье и обратно в Центр.

В ординаторской мы остаемся вместе с заведующей отделением Ириной Беляниной и врачом-хирургом Дмитрием Блиновым.

— В зимнее время преобладают пациенты с холодовой травмой. Это ознобление (общее переохлаждение), либо отморожение различной степени тяжести, — комментирует увиденное мной Ирина Борисовна. — Бывает сочетание и того, и другого. Отморожения 3-4 степени относятся к глубоким поражениям, 4-я степень заканчивается ампутацией на различных уровнях в зависимости от локализации. На уровне пальцев, стопы, голени, бедра — зависит от обширности повреждений.

— А правда бывает такое, что снял сапог и нога отвалилась?

— Это может произойти у лиц, которые длительное время не обращались за медицинской помощью. Тогда, практически, происходит самоампутация на уровне дистальных отделов стопы, чаще всего пальцев. Мертвые ткани отторгаются, остаются раны с торчащими из них костями. Мы удаляем все некротизированные мягкие ткани и кости и пересаживаем на раны аутодермотрансплантаты.

— Как лечатся ожоги?

— В зависимости от глубины повреждения кожи они лечатся либо консервативным путем, перевязками с растворами антисептиков, мазями, современными раневыми покрытиями, либо, если кожа повреждается на всю толщину, в том числе и с глубже лежащими структурами (мышцы, сухожилия, кости), то сначала удаляются все омертвевшие ткани, а следующим этапом на раны пересаживается аутокожа.

Далее идет черед реконструктивно-восстановительной пластики.

Заведующая демонстрирует примеры на стенде. Кажется, что доктора творят чудеса. Несмотря на осложнения и рубцы, которые несут тяжелейшие ожоги, есть еще шанс вернуться к обычной жизни. Мне рассказывают про девочку, у которой в возрасте 4 лет от новогодней елки с гирляндами загорелось платье. Врачам удалось её спасти, но послеожоговые рубцы привели к деформации шеи, туловища, рук. Образовались рубцовые контрактуры шеи, плечевых суставов, когда подбородок оказался прирощен к груди, а руки к туловищу, вся поверхность груди и живота превратилась в сплошной рубцовый «панцирь». Врачи выправили ситуацию. В течение нескольких лет поэтапно ей проводились реконструктивно-восстановительные операции. Сейчас она уже взрослая женщина, имеет семью, ребенка. Послеожоговые рубцы могут приводить к различным деформациям, например, бывает рубцовый выворот век. Но их тоже можно исправить.

— Вылечить рубцы полностью до восстановления внешнего вида кожи, который был до ожога, невозможно, — поясняет Ирина Борисовна. — Но с помощью специального консервативного лечения можно улучшить их эстетическое состояние, привести в стадию нормотрофических рубцов. А если есть функциональные нарушения, деформации, то операции позволяют их устранить, восстановить функции суставов.

Заведующая 1-м ожоговым отделением рассказывает, что работа в Ожоговом центре достаточно специфична: не все практиканты выдерживают вид обширных ран и их последствий. Она сама со школьной скамьи мечтала стать врачом, поступила в мед.университет и ходила волонтером на дежурства. Так ее привлекла комбустиология и реконструктивно-восстановительная хирургия. Отдельной специальности «комбустиолог» в российской номенклатуре нет, поэтому для того, чтобы работать в этой сфере, нужно окончить ординатуру по хирургии или травматологии.

— Как в вашей семье отнеслись к вашему выбору профессии? Все эти некрозы, ампутации…

Пока Ирина Борисовна подбирала слова, за нее ответил коллега Дмитрий Блинов:

— То, что Ирина Борисовна хирург, не мешает ей быть женщиной, хорошей мамой и женой!

Мы рассмеялись, действительно, глупый вопрос. Я подумала, что несмотря на всю боль и трагедии, Ожоговый центр ОКБ — это светлое место. Мне захотелось сюда вернуться, чтобы помочь Нине.